Экономическая система постсоветской России: денежная экономика, постиндустриальное общество или семейно-клановый капитализм?
Основные проблемы российской экономики связаны не с тем, что в ней "класс технических специалистов" не "стал основной профессиональной группой", или, что "внедрение нововведений" слабо "зависит от достижений теоретического знания", или что "приоритет" не "перешел от преимущественного производства товаров к производству услуг".
Главное затруднение – неадекватный институциональный выбор. На протяжении веков в России образовывались и укоренялись формальные и неформальные институты, препятствовавшие образованию в нашей стране денежной экономики (в вышеописанном, посткейнсианском смысле). Мы имеем в виду неуважение рядовых граждан к государству, неисполняемость законов, слабость судебной системы, отсутствие достаточных гарантий защиты частной собственности и т.д.
А в период начала "переходной экономики" (конец 1980-х – начало 1990-х годов) решающую роль сыграла институциональная неадекватность государства, в значительной степени связанная с неразвитостью гражданского общества. Такая неадекватность помешала сформировать эффективную и надежную систему форвардных контрактов. В результате координация хозяйствующих субъектов стала осуществляться через различные семейно-клановые структуры (часто криминального характера), взаимоотношения между которыми базировались на "дуализме норм". Мы имеем в виду такой стиль экономических отношений, при котором члены данной локальной группировки поддерживают друг друга, но ведут себя оппортунистическим образом по отношению ко всем остальным.
Этот семейно-клановый способ координации хозяйственной деятельности является очень неэффективным способом снижения неопределенности. Дело в том, что деление общества на множество кланов и групп вкупе с большой долей теневого бизнеса в валовом внутреннем продукте порождает дезинтеграцию хозяйства, а также общую "непрозрачность" экономических отношений [21, с.20]. Поэтому в такой экономике степень неопределенности будущего выше, чем в рыночной экономике.
Эта неэффективность проявляется в распространении таких норм поведения, как оппортунизм и инвестиционная близорукость, результатом чего является чрезмерная ориентация на поиск ренты, низкая способность к генерированию (и особенно к диффузии) инноваций и, следовательно, к интенсивному росту, социальные диспропорции и большие "очаги бедности". В одной из работ мы назвали такую экономическую систему "семейно-клановым капитализмом" [21, с.20].
Сейчас нужно думать не о том, станет ли Россия "постиндустриальным обществом", о том, останется ли она "просто" индустриальным обществом.
Один из индикаторов, заставляющий беспокоиться об этом, – динамика среднего возраста производственного оборудования в отечественной промышленности. С 1970 по 1990 года в Советском Союзе этот показатель возрос с 8,42 до 10,8 лет. В 1992 г. в России он составлял 11,98, в 1995 г. – 14,25, а в 2004 г. – чуть превысил 20 лет.
Деиндустриализация экономики постсоветской России – вот проблема, которая очень остро стояла перед ней в 1990-е годы, да и в настоящее время отнюдь не потеряла своей актуальности. Так, по данным В.Д.Белкина и В.П.Стороженко, за последние 15 лет совокупный объем продукции, выпускаемой обрабатывающей промышленностью, сократился более чем в два раза, в том числе производство металлорежущих станков – в 11 раз, тракторов – в 14 раз, прядильных машин – в 50 раз, ткацких станков – в 127 раз [3, c.75].
Семейно-клановый способ координации хозяйственной деятельности не способствует "укреплению индустриального потенциала", прежде всего, вследствие неэффективности снижения неопределенности и, как следствие, стимулирования инвестиционной близорукости.
Кроме того, ясно, что семейно-клановый капитализм – это "неденежная", или, в лучшем случае, "псевдоденежная" экономика. Особенно очевидно это было в 1990-е годы, когда показатели распространенности бартера и неплатежей в российской экономике достигали громадных значений (например, в 1997-1999 годах 80-90% общего объема промышленной продукции обменивалось через бар-тер). Но и, к примеру, в 2003 году, доля "расширенной" денежной массы (деньги плюс квази-деньги) в валовом внутреннем продукте, т.е. "модифицированный" коэффициент монетизации, приблизительно равнялся 29–30%, тогда как в этом же году в странах "большой семерки" он составлял 70–120%, а в развивающихся странах – 30–60% [10, с.18].
При этом, роль денег как средства урегулирования контрактов еще не столь велика в России, как в странах Запада [28, с.67].
Другие материалы:
Реорганизация банковской системы в 1987 г., ее причины и последствия
В целях усиления роли банков в повышении эффективности общественного производства путём укрепления связи кредитного механизма с конечным результатом работы отраслей народного хозяйства в 1987г. было принято решение реорганизовать систему спецбанков с учётом особенностей сферы деятельности народнохо ...
Организация контроля на индивидуальном уровне и в структурных
подразделениях
На первом из уровней могут возникать банковские риски в связи с принятием отдельными работниками неправомерных и некомпетентных решений, при несоблюдении сотрудниками банка установленных правил и процедур, превышении полномочий ( по составу и объему операций ). Риски включают: хищение ценностей, пр ...
Оборот закладных как
способ контроля обязательств при ипотечном кредитовании
Как уже отмечалось выше, одной из проблем ипотечного кредитования является отсутствие у банков долгосрочных ресурсов. Одним из наиболее целесообразных способов привлечения средств банком является выпуск закладных. Правоотношения по закладной регулируются нормами главы 3 Закона «Об ипотеке (залоге н ...